Матрос на мачте

Глупые люди сказали бы, что он имеет с ней секс, но они ничего не понимают. Потому что то, что их делает одним и тем же, это совсем не секс. Это, скорее, напоминает ветер, или корабль с парусом

Ты что же решил, что мы с тобой все вокруг заморозили? — Вот-вот, ты меня правильно понял. Мы тут все заморозили, короли и королевы снежные.

Пролетит в тишине белой белый лепесток, и все станет всем, потому что во всем Бог, и в правом, и в виноватом, и в цапле на одной ноге, и в пуле, разодравшей кишки солдата на Шипке, и в стрекозе, и в соколе, в половице и паровозе, в виноградной тяжелой кисти на склоне и легком мотыльке, полном человеческой крови.

ведь только говорится, что колокольчики это одно, а ангелы — это другое, или что он, Соловьев, одно, а цветы — другое. Отчасти, конечно это и правда, но ведь на самом-то деле в тот миг, когда в сердце хорошо и ясно, а по телу словно гладят цветным павлиньим пером, в тот миг ангелы и есть колокольчики, а колокольчики — ангелы.

ведь только говорится, что колокольчики это одно, а ангелы — это другое, или что он, Соловьев, одно, а цветы — другое. Отчасти, конечно это и правда, но ведь на самом-то деле в тот миг, когда в сердце хорошо и ясно, а по телу словно гладят цветным павлиньим пером, в тот миг ангелы и есть колокольчики, а колокольчики — ангелы.

Я зачерпываю пригоршню и тру снегом лицо. Оно мгновенно немеет, и я начинаю смеяться. Облизываю губы и снова смотрю на далекие вершины. Где-то там Лермонтов встретил своего Демона, а потом возил по Кавказу пристяжные перепончатые крылья

Фантомные боли мучат людей, каждого понемногу, из-за всех, кого уже нет, кого убили, уничтожили, вырвали. Из-за спиленных в джунглях деревьев и убитых дельфинов, из-за всех... всех... — одна на всех. Вот мы все и болим — весь мир болит. А фантомная боль это не черт лысый, а матрица, которая помнит каждую руку и каждую ресницу, а значит, боль — это форма, по которой все оживут. Никто и не умирал до конца, пока хоть у кого-то его смерть отзывается

у сердца, если оно расцвело — нет ни начала, ни конца. И это единственное, к чему оно стремится — обрести бесконечность, потому что оно таким создано и на меньшее не согласно. И все, что оно до этого ищет и находит — только досадная замена этого.

исчерпаешь все роли и достигнешь пределов в поиске куфу. Полное проникновение во все это и может стать по сути своей семенем истинного цветка. И если замыслишь познать цветок, сначала познай его семя. Цветок — это сердце, а семя это — формы.

только у истинного цветка причины цвести и причины осыпаться лежат прямо в сердце человека. Истинный цветок должен быть долговечным. Что же нужно делать, чтобы познать законы такого цветка?
Не надо переживать цветок как нечто мудреное. Состояние неутрачиваемого цветка возможно познать после того, как очень хорошо, через сердечную глубину постигнешь все наставления о занятиях, усвоишь все виды мономанэ, исчер