Андре Акиман

Это рассказало мне о нем вещи, о которых я и не знал, что можно спросить.

— Небольшая аллергия, — произнес я.

— У меня тоже, — ответил он. — Наверное, она у нас одинаковая.

Словно и сердечные камеры, наши люки желания, и провалы во времени, и ящик с фальшивым дном, который мы называем идентичностью, разделяют соблазнительную логику, согласно которой кратчайшее расстояние между настоящей жизнью и вымышленной, между тем, кем мы являемся, и тем, кем хотели бы быть, — это витая лестница Эшера, спроектированная с ехидной жестокостью.

«Не идти» вдруг ударило меня, как будто это было единственной необходимой вещью в жизни. Оно держало меня, тянуло прочь так нежно, как если бы кто-то, несколько раз позвавший меня по имени во сне, в конце концов, смирился и легонько потряс за плечо. Сейчас оно настойчиво подбадривало меня отложить и не стучать в его окно.

Но я любил страх — если, конечно, это был он, — и они не знали об этом, мои предки. Это была обратная сторона страха, который я любил, он был как самая гладкая шерсть, найденная на подбрюшье заросшей овцы. Я любил кураж, толкающий вперед. Он возбуждал меня, потому что он был рожден возбуждать сам по себе.

«Что еще остается тут сделать, кроме как ответить так же, когда кто-то касается твоих пальцев ног своим пальцами ног?»

Обменяться словами, которые я непристойно повторял снова и снова, что он стал повторять за мной, поначалу тихо, пока не сорвался: «Назови меня своим именем, и я назову тебя своим». Я прежде не делал такого в своей жизни, но как только я произнес свое имя, будто оно на самом деле — его, меня подхватило и унесло к небесам. Я никогда не разделял их ни с кем раньше, или с тех пор.

И, да, был какой-то странный блеск в его глазах, я был вынужден посмотреть в сторону. Когда я посмотрел на него снова, его пристальный взгляд никуда не делся, он все еще был сфокусирован на моем лице, словно говоря: «Итак, ты посмотрел в сторону и вернулся обратно, посмотришь ли ты в сторону снова?»

Я преувеличивал, говоря, будто думал, что ты ненавидел тот фрагмент. На самом деле я имел в виду: ненавидишь ли ты меня.

Огонь как страх, как паника, как «еще одна минута этой пытки, и я умру, если он не постучит в мою дверь»