Светлана Арестова

Норма, видите ли, она для всех разная.

Под конец Артур Лишь сидит в своем кресле и тихонько всхлипывает — во всяком случае, ему кажется, что тихонько, но когда зажигают свет, соседка поворачивается к нему и говорит: «Милый, не знаю, что у тебя в жизни произошло, но я очень, очень тебе сочувствую», а потом заключает в объятия с ароматом сирени. «Ничего у меня не произошло, — хочет ответить он. — Ничего у меня не произошло. Я просто гомосексуал на бродвейском шоу»

Когда Лишь спрашивает о розовых кустах на виноградниках, Луиза объясняет, что розы предостерегают о надвигающихся болезнях.
— Роза гибнет первой, — говорит она, подняв палец. — Как птица… Как там у вас говорят?
— Канарейка в шахте.
— Sì. Esatto [45].
— Или как поэт в латиноамериканской стране, — проводит параллель Лишь. — Новый режим всегда убивает их первыми.

Веря, что писатели читают чужие творения, дабы заимствовать оттуда лучшие куски, свой курс он назвал «Читай как вампир, пиши как Франкенштейн»

Детские походы с отцом, в основном по полям сражений Гражданской войны. Артур часто вспоминает, как искал в траве патроны, а нашел — о, чудо из чудес! — наконечник стрелы (вероятно, подброшенный отцовской рукой). Вспоминает игры в ножички, когда ему, маленькому и неуклюжему, давали складной нож, и он трусливо бросал его, точно ядовитую змею, а один раз даже умуд­рился вонзить в настоящую змею (раздавленного ужа). Вспоминает картошку в фольге. Страшилки про золотую руку [78] у костра. В отблесках пламени — отцовское ликование. До чего дороги эти воспоминания! (Годы спустя он обнаружит в отцовской библиотеке книгу «Растим натурала», где синей ручкой будут выделены советы отцам по воспитанию сыновей-хлюпиков: походы по полям сражений, ножички, страшилки у костра — но даже это открытие не разрушит герметичного счастья его детства.)

Вопреки расхожему мнению, покупать одежду за границей — не лучшая идея. Белоснежные льняные туники, столь элегантные в Греции, за ее пределами превращаются в тряпки хиппи; дивные полосатые рубашки из Рима навсегда отправляются в шкаф; а расписные шелка с Бали — это сначала круизная униформа, потом — шторы, потом — признак прогрессирующего психического расстройства. И конечно, не будем забывать про шопинг в Париже

Стоит летний день, и больше всего на свете мне нужно быть нужным”».

Если вы росли среди голых стен и ели деревянными ложками из грубой посуды, то найдете тысячу маленьких радостей в скользкой гладкости фарфоровой чашки, которую моете в мыльной воде, или кожаном аромате книжного переплета, который обрабатываете пчелиным воском.

Как мало, подумала я, мы знаем тех, с кем живем

Лишь в недоумении. Он перебирает свои слабости. Слишком велеречиво? Слишком пронзительно?
— Может, я слишком стар? — предполагает он наконец.
— Артур, нам всем за пятьдесят. Дело не в том, что вы…
— Постойте, я еще…
— …плохой писатель. — Финли делает эффектную паузу. — А в том, что вы плохой гей.
Лишь нечего на это ответить; атака пришлась на незащищенный фланг.
— Наш долг — показывать людям красоту нашего мира. Мира однополой любви. Но в ваших книгах герои страдают без воздаяния. Не будь я уверен в обратном, я бы подумал, что вы республиканец. «Калипсо» — красивый роман. Красивый и грустный. Но сколько же в нем ненависти к себе! Герой попадает на остров и много лет живет там с другим мужчиной. А потом берет и уплывает обратно к жене! Это никуда не годится. Подумайте о нас. Вы должны вдохновлять нас, Артур. От вас ждут большего. Вы уж простите, но кто-то должен был это сказать.
— Плохой гей? — повторяет Лишь, обретя наконец дар речи.
Облокотившись на книжную полку, Финли поглаживает фолиант.
— Не я один так считаю. Вы уже стали притчей во языцех.
— Но… Но… Но это же странствия Одиссея, — говорит Лишь. — В конце он возвращается к Пенелопе. Такой сюжет.
— Не забывайте, откуда вы, Артур.
— Камден, штат Делавэр.
Финли касается его руки, и Лишь вздрагивает, будто его ударило током.
— Вы пишете о том, что у вас на душе. Как и все мы.
— Мне что, устроили гей-бойкот?
— Увидев вас сегодня, я решил, что не буду молчать. Никто другой не удосужился вот так по-дружески... — Он улыбается и повторяет: — Вот так по-дружески с вами поговорить.
Лишь чувствует, как его губы складываются в слово, которое он не хочет, но по коварной шахматной логике беседы вынужден произнести:
— Спасибо.