Питер Акройд

Плотская похоть представляла собой угрозу для чистоты моего предназначения; до этого нельзя было допускать. Я решил держаться в стороне.

как вольнослушателю дали разрешение после того, как я заплатил пустячную сумму за курс лекций, которых никогда не посещал. Мне нужна была лишь практическая работа — резать. Теории и гипотез мне было мало. Единственный путь к знанию лежал через изучение мертвых. Прежде чем прийти к какому-либо разумному соображению, должно было наблюдать и экспериментировать.

— В котором нельзя узнать ничего нового?
— Пути Господни бесконечны. Однако я не разделяю вашего…
— Честолюбия?
— Стремления. Вашего необузданного желания исследовать неведомые пути. Вы говорили со мной о запретном знании посвященных. Магов древности.
— Не магов — философов. Людей науки.
— Вы говорили о secreta secretorum [14] их искусства. И должен сказать, меня это встревожило.

— Переход от смерти к жизни — это ли не добро? Облегчение боли — это ли не добро? Ну же, Хорэс, вам следует мыслить как человеку, не богослову.

Биши продолжал обучать Гарриет у себя на Поланд-стрит, и за несколько недель они сдружились.

Она говорила о самоубийстве и настойчиво просила у Биши «защиты» — таковы были его слова.

В ходе этой работы я сделал ряд поразительных открытий. Я обнаружил способ пропускать электричество через все человеческое тело, при этом оно заметно сотрясалось и дрожало. Кроме того, мне удалось провести электрический ток через позвоночник ребенка, и это заставило глаза раскрыться, а губы разжаться. Я надеялся, что голосовые связки издадут те или иные звуки, но тут меня ждало разочарование. Мистер Франклин к тому времени уже высказал предположение о том, что электричеством возможно оживлять сердца у только что скончавшихся пациентов, и у меня не было оснований сомневаться в его словах. Разрушенное дерево способно дать зеленые побеги.

Я изучаю мозг и тело — не душу.
— Это христианский университет, мистер Франкенштейн. Нам никогда не следует забывать о душе.

То была старая гончарная мануфактура в Лаймхаусе, в ней имелся собственный двор, вернее — причал, выходивший на реку. Дома вокруг были разнообразного вида складами и, как мне представлялось, по ночам стояли совершенно пустыми.

Я устрашился — иначе не скажешь — себя; устрашился того, чего могу достигнуть, и того, чему могу сделаться свидетелем. Какие еще секреты откроются мне, решись я продолжать свой странный эксперимент?