Анастасия Басова

— Но я же простил тебя, — сказал он. — Я написал это в своем письме.
Письмо пришло тогда, ответила я, когда я не могла его толком прочесть, и чувство вины во мне было таким сильным, что я не смогла прочесть его, даже когда была способна воспринять его объективно.
— Я простил тебя, — сказал Джерард, положив ладонь мне на руку. — И я надеюсь, ты тоже меня простишь.

Это говорит о том, сказал он, что мы мало исследуем опыт, который оказался важнее всего для нашего формирования, и вместо этого слепо воспроизводим знакомые модели. А вдруг только в наших травмах может зародиться будущее?

н уверен, что ей не следует расти с ощущением, которое преследовало в детстве его самого: будто любовь родителей зависит от согласия ребенка выполнять их желания.

Думаю, она говорит нам о том, что иногда нужно обращать внимание не на врожденные таланты, а на то, что дается труднее всего.

Но здесь баланс власти другой, так как клиенты могут ненавидеть тебя и презирать сколько угодно, но ты им нужен просто потому, что они не знают, как делать то, что умеешь ты.

Другими словами, именно неспособность к изменениям не позволяет им достичь свободы, которую они так хотели получить.

Но невозможно не впустить людей, когда они хотят зайти, и невозможно спросить у них, что они дадут тебе взамен.

Я спросила, на что он тратит свою свободу, раз так старательно ее защищает, и он задумался.

Я ответила, что знать как — не всегда главное.

Мне кажется, сказала я, что способность прощать делает человека более уязвимым по отношению к тому, чего он простить не может.