Буковски. Меньше, чем ничто

Люди вокруг жили очень приличные, и к новым соседям – несмотря на их странности – они отнеслись гостеприимно. Буковски поминал их добрым словом и вспоминал, что, даже когда он в голом виде, размахивая членом и кулаками, гонялся за Линдой по саду с криками «Ах ты блядь такая! Сейчас я прибью тебя!», вежливые соседи и не думали вызывать полицию

Вообще же, 60-е и начало 70-х приготовили для страны немало сюрпризов – как правило, неприятных: победа кубинской революции и последующая неудача проамериканских сил в заливе Свиней (1961), карибский кризис (1962), убийство президента Джона Кеннеди в Далласе, штат Техас (1963), а следом убийство брата президента, сенатора Роберта Кеннеди, и в тот же год – гражданского активиста Мартина Лютера Кинга (1968), позорное президентство Ричарда Никсона и Уотергейтский скандал (1972), а также мощное антивоенное движение как реакция на вьетнамский конфликт, молодежная политическая активность, новые субкультуры вроде тех же хиппи, пришедших на смену битникам, в то время сошедшим уже с культурной передовой (Керуак спивается, Гинзберг с концами уходит в модную эзотерику)…

ы продолжаем следить, зачарованные, за странствием персонажа, который нам близок и симпатичен, ибо смешон, остроумен и, разумеется, чрезвычайно наблюдателен.

Членение фраз и абзацев неторопливо переходит в членение глав, которые могут восприниматься, почему бы и нет, как отдельные коротенькие рассказы или как колонка из того же журнала, разве что в менее сыром и безалаберном, более проработанном виде. В связи с этим еще одна большая удача романа – способность удерживать в целом разрозненные и достаточно самостоятельные фрагменты, хранить идеальный баланс между условной романной формой и то и дело мелькающей за нею формой сборника рассказов. Читатель не забывает, что перед ним единая история, но в то же время каждый фрагмент ее он вполне может воспринимать как самодостаточный.

короткие фразы и предложения еще более, чем когда-то у Хемингуэя, складываются в большую поэму

ему не приходится отбраковывать слишком странный, вызывающий или даже отвратительный материал

однако уже здесь проявляются многие формальные и содержательные особенности, благодаря которым проза Буковски вскоре станет узнаваемой. Среди этих особенностей прежде всего выделим фрагментарность. В этом отношении колонка – это образцовая форма, в которой Буковски удачно соединяет свой стилистический минимализм, заметный уже по стихам, со стремительно разворачивающейся фабулой

Это образ пьяного человека за печатной машинкой, ночью у открытого окна, из которого виден соседний бар, неспешно настукивающего одну поэму за другой, щурясь, покуривающего дешевую сигару и наслаждающегося своим одиночеством. Это был романтический образ, но в новых условиях – в неоновых и механических декорациях постромантического XX века. Безусловно, этому веку образ пьяного городского романтика Буковски пришелся ко двору, и теперь уже вне этого образа непредставимы, к примеру, Том Уэйте или главный герой популярного сериала Californication.

Произведение «Буковски» – это не рассказ, не поэма и не роман по отдельности, но некий глобальный их синтез. И сам автор всё это прекрасно осознавал: «Если мою писанину разломать и выложить одной-единственной строкой, она вся будет звучать одинаково – за мелкими исключениями»

И часа не прошло, а она уже заигрывала с каким-то едва знакомым мужиком, выпивая за его счет. Увидев это, Буковски вышел из себя от ревности, подошел к ним и… так приложил свою Джейн, что она свалилась на пол. В баре повисла тяжелая пауза. Буковски осмотрелся, направился к выходу и, будучи у двери, остановился, обернулся и громко сказал: «Если кому-то тут не понравилось то, что я только что сделал, давайте, так и скажите». Никто ничего не сказал, и Буковски с триумфом вышел из бара.