Огонь и сера

Живя прошлым, познаешь только то, что утратил, и теряешь то, чего еще не нашел

еще не написана опера, которая бы мне по­нравилась. Чистая музыка и вульгарный спектакль — две вещи­ несовместные.

И преподобному вновь вспомнились слова из Джона Беньяна: «...наш город будет сожжен небесным огнем, и мы все неминуемо погибнем, если не найдем тот единственный путь, которого я пока еще не знаю, но которым можно спастись от ужасной смерти».

Бак во всем соблюдал умеренность. Одна чашка кофе – благословение; выпивая две, он уже потакал желаниям, а согласившись на третью, совершал грех.

Нами руководят морально ущемленные, бесстыдные лицемеры, которые притворяются благочестивыми, а на деле лишены духовности.

– Я буддист, – улыбнулся Динфонг. – Для меня дьявол скрыт в человеческом сердце.

Нью-Йорк – город-наркотик, он попадает в кровь и не дает от себя отвыкнуть.

Винсент, вы можете представить, на что был бы похож Ренессанс, вырежи Микеланджело Давида из зеленого мрамора?

Если бы не один любопытный случай, Нобель так и вошел бы в историю, как бесконечно жестокий человек. В тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году умер его брат, и европейские газеты ошибочно написали, будто бы умер сам Нобель: «Гибель торговца смертью» – так они сообщали в заголовках. Нобель поразился, прочтя собственный некролог, и понял, каким его запомнят. Тогда он основал премии своего имени – включая Премию мира – и отошел от того, что сослужило бы ему ужасную службу перед лицом суда истории.