Некоторые вопросы теории катастроф

Что может сравниться с величием преподава­теля? Не потому, что он формирует умы и определяет будущее нации, — это весьма сомнительно. Не очень реально повлиять на поколение, еще в утробе матери предназначенное для ком­пьютерной игры «Grand Theft Auto: Vice City». Нет, я о другом. Преподаватель — человек, наделенный властью заключить жизнь в стройные логичные рамки. Не всю жизнь вообще, боже упаси! Всего лишь кусочек, малюсенькую дольку. Он упорядочивает неупорядочиваемое. Ловко раскладывает по полочкам: тут модерн, тут постмодерн, ренессанс, барокко, примитивизм, империализм и так далее. Размечает все это дело контрольными, курсовыми, каникулами, экзаменами. Красотища! Божественная симметрия полугодового курса. Одними названиями заслушаешься: семинар, факультатив, интенсив только для старшекурсников, аспирантура, практикум... Какое потрясающее слово — «практикум»!

— Всегда представляй себе, что о твоей жизни напишут книгу, — повторял папа. — Само собой, ее не напечатают, пока не обзаведешься Веской Причиной, зато жить будешь с размахом.

Мой вывод: человека придавливает не столько случившаяся трагедия, сколько сознание, что о ней известно окружающим.

Находясь в одном месте, человек думает о другом; танцуя с женщиной, невольно мечтает о плавных контурах обнаженного плеча другой; проклятие человечества — неспособность достичь состояния удовлетворенности, когда и ум, и тело блаженно пребывают в одной-единственной гавани!

Как будто всем вокруг дозволено быть сосновыми иголками и только тебя заставляют быть смолой

«Есть нечто опьяняющее в мечте о свободе и в людях, которые ради нее готовы рисковать жизнью, особенно в наше тусклое время, когда большинство граждан еле-еле способны оторвать зад от дивана ради доставленной пиццы».

«удариться в чеховщину»: надраться, чтобы язык еле ворочался, и упиваться своими страданиями — нежиться в них, как в горячем источнике.

Она была книга с увлекательным сюжетом, написанная до крайности небрежно. Часто не заморачивалась с ремарками, кто что сказал, — читатели, мол, сами догадаются. Но некоторые фразы были до того красивы, что дух захватывало.)

Папа всегда говорил: человеку нужна очень веская причина, чтобы написать историю своей жизни, да еще и ожидать, что ее прочтут.
«Разве что тебя зовут, допустим, Моцарт, Матисс, Черчилль, Че Гевара или Бонд — Джеймс Бонд, — а иначе лучше не трать время даром. Если заняться нечем, лепи куличики из песка или играй в тихие настольные игры, потому что никто, кроме умиленно взирающей на тебя располневшей матушки, не заинтересуется подробностями твоего никчемного существования, которое, несомненно, закончится так же, как и началось, — придушенным писком».

Слава — это миллион испуганных глаз