Шагнул вперёд, я отступила назад. Он снова приблизился, неотрывно глядя туда, а я попятилась, но упёрлась в стену.
— Ты меня ослушалась, — голос хриплый, напряжённый. Словно ему трудно говорить. Гласные тянет, словно сдерживает себя…
— О чём ты? — сразу же стала перебирать в памяти все его запреты и условия, лишь бы думать о чём-нибудь другом, не о том, что только что он видел.
Как же стыдно. Ужасно стыдно.
— Я запретил тебе трогать себя, — прорычал уже у моего лица и, схватив за предплечья, набросился на мои губы. — Только я! Только я могу тебя трогать! — терзал мой рот так яростно, что мы стучались зубами, и не хватало воздуха. Отрывался на секунду, чтобы повторить, что только он может… И снова впивался озверелым поцелуем.
Отступил на полшага, резко поднял меня и, заставив обхватить его ногами, расстегнул ширинку брюк. Сдвинув мои мокрые трусики, вошёл точно выверенным движением, а я откинулась спиной на стену, рыча, как сумасшедшая самка.
Марат вбивался гневно, глубоко. Размазывал своими толчками меня по стене и смотрел в глаза. В них мрак, поглощающий нас обоих, в них мой страх и его злость. В них ласка его опасная и тайны, одному ему известные. В них погибель моей души и её воскрешение.