Психическая болезнь и личность

«быть больным — значит жить другой жизнью, даже в биологическом смысле этого слова»[11], и ставит в основу своей работы вопрос о том, почему появляется эта другая жизнь и что за ней стоит.

Современный мир делает возможной шизофрению не потому, что его техники (techniques) бесчеловечны и абстрактны, но поскольку] наша культура дает миру такую интерпретацию, что человек [больше не может опознать в ней себя.

Консгитуированию единого пространства метапатологии препятствует, как отмечает Фуко, характерная для психопатологии невозможность абстрагирования от конкретного больного, невозможность четкой фиксации перехода нормального в патологическое, а также разделения больного и окружающей его среды. Эти различия диктуют новые ориентиры анализа, новые методы и новые подходы. «Стало быть, — пишет Фуко, — необходимо, доверяя человеку самому по себе, а не отталкивающимся от болезни абстракциям, проанализировать специфику психического заболевания, отыскать конкретные формы, которые оно может принимать в психологической жизни индивида, затем выяснить условия, сделавшие возможными эти различные аспекты, и восстановить целостную каузальную систему, которая лежит в их основе».

Фуко принимает постулат Кангийема о том, что «быть больным — значит жить другой жизнью, даже в биологическом смысле этого слова»[11], и ставит в основу своей работы вопрос о том, почему появляется эта другая жизнь и что за ней стоит. По-видимому, под влиянием Кангийема в работе «Психическая болезнь и личность» наравне с диалектикой возможного и необходимого появляется и еще один план — диалектика внутреннего и внешнего. Именно Кангийем говорит, что медицина всегда колеблется между двумя представлениями о болезни: как о борьбе организма с чем-то по отношению к нему внешним и как о внутреннем для организма противостоянии некоторых сил. Такое разделение ляжет у Фуко в основу структуры работы и станет принципом разбиения на главы

Эти идеи Гольдштейна оказывают значительное влияние на формирование взглядов Э. Кассирера, Л. Бинсвангера, Ж. Кангийема, М. Мерло-Понти. Так, в центре «Феноменологии восприятия» Мерло-Понти стоит идея Гольдштейна о том, что «в действительности повреждения нервных центрор и даже нервных волокон выражаются не в утрате тех или иных ощутимых качеств или сенсорных данных, но в упрощении действия функции»[8]

На это негативное отношение к психиатрии наложился и личный опыт Фуко. Работая психологом, он подружился с пациентом которого называл Роже, — госпитализированным по настоянию семьи и страдающим депрессивным психозом. После безуспешной фармакологической терапии Роже подвергли префронтальной лоботомии. Такая стратегия — «уничтожить болезнь, уничтожив больного», — по мнению Фуко, не могла привести к выздоровлению.

«Стало быть, — пишет Фуко, — необходимо, доверяя человеку самому по себе, а не отталкивающимся от болезни абстракциям, проанализировать специфику психического заболевания, отыскать конкретные формы, которые оно может принимать в психологической жизни индивида, затем выяснить условия, сделавшие возможными эти различные аспекты, и восстановить целостную каузальную систему, которая лежит в их основе».

отводя значительное время психоанализу, экзистенциальному анализу Бинсвангера и Куна, а также психофизиологии Павлова.

Кроме того, в 1953 г. Дени Гюйсман, желая расширить «Историю философии» словаря Альфреда Вебера, просит Фуко написать эссе «Психология с 1850 до 1950 гг.»[4]. В этой работе, как и в «Психической болезни и личности», стремясь найти характеристики научной психологии, Фуко отмечает, что психология может стать таковой лишь в том случае, если обратится к условиям человеческого существования

Во время первой поездки в клинику Куна в Мюнстерлингене они попадают на карнавал «Жирный вторник», традиционно проходивший перед предшествующим Пасхе католическим постом. Пациенты и персонал наряжаются в костюмы и маски, а в конце вечера эти маски бросают в огонь, как бы принося жертву фигуре Карнавала. Фуко настолько поражает это зрелище, что он говорит Вердо: «Это не карнавал безумия, это карнавал смерти».

то время Вердо по предложению Андре Омбредана переводит с немецкого работу психиатра Роланда Куна «Феноменология маски»[2].