Эпоха Вермеера. Загадочный гений Барокко и заря Новейшего времени

Где присутствует эта тщательность, соединенная с мягким принятием жизни?

Благодаря этой визуальной силе, выраженной средствами композиции и света, бытовая зарисовка становится похожа на гимн.

перед нами реальный мир, но … увиденный успокоенным взглядом.

Картины голландских жанристов, и в частности Вермеера, показывают нам именно такой идеал частной жизни: залитые светом опрятные комнаты бюргерского дома, его нарядных хозяек и их повседневные занятия.

успешность Вермеера, сумевшего выработать особенный стиль возвышенного повествования об ординарных событиях, созерцательную манеру рассказа, в котором фигура девушка с письмом в руках или служанка, наливающая молоко, становится такой же благородной, как изображение Юноны или аллегория плодородия.

Та же игра в скрытые смыслы присуща и жанровой живописи, где перед нами оказываются грешники или добродетельные персонажи, которых нужно уметь отличить друг от друга. К примеру, когда на картине появляется нарядно одетая дама, кто она: проститутка, молодая возлюбленная или верная жена? По костюму или поведению это сложно определить, подсказками выступают второстепенные элементы композиции, например, изображение собачки или попугая (плотское желание), вино и угощение (признаки страсти), письмо (любовное), домашняя утварь (добропорядочной хозяйки) и так дальше.

Сам этот жанр на голландском языке называется «Stilleven», и это совсем не то же, что «натюрморт»: «nature mort» в переводе с французского означает «неживая натура», а «stil leven» значит – «тихая жизнь».

игры между голландскими живописцами и их зрителями: нужно было по определенным признакам догадаться о том, представлены на картине пороки или добродетели, путем созерцания и размышления открыть подлинное значение картины[91].
Говоря о «малых голландцах», мы представляем себе сдержанный колорит и тщательно написанные вещи: изображения хлеба и вина на столе (причастие), устриц (чувственное наслаждение), лимонов с красиво срезанной кожурой (предатель, красивый снаружи и кислый внутри), сломанных цветов (бренность бытия) и других знакомых предметов, вдохновляющих образованного зрителя на размышления о теме vanitas, суетности скоротечной жизни[92].

Барочная живопись католических стран (Италии, Франции, Испании и находящейся под ее крылом Фландрии) наиболее полно раскрывается в формате исторической картины, скроенной по меркам, которые три века спустя лягут в основу голливудского кино: захватывающий сюжет, четкое обозначение позиций добра и зла (с обязательной победой первого), ясная мораль и спецэффекты.

В связи с темой клиентов Вермеера историки всегда вспоминают визит французского дипломата Бальтазара де Монкони в Делфт: первый раз он побывал там в 1663-м, и когда делился впечатлением о поездке с Константином Гёйгенсом[47], тот был поражен, что Монкони не увиделся с Вермеером; дипломат вскоре вернулся в Делфт и специально зашел к Вермееру, однако был разочарован, потому что у художника в мастерской не было ни одной работы, и Монкони пришлось отправиться к «булочнику», чтобы увидеть картину Вермеера.
Этим булочником был Хендрик ван Бэйтен, глава своей гильдии, один из видных жителей города, владелец нескольких домов, оставивший после себя огромное состояние. В его коллекции было как минимум три картины Вермеера и еще две он получил от Катарины Больнес в качестве «гарантии» уплаты долгов после смерти художника.