Дублинцы (сборник)

«Отчего все эти слова кажутся мне такими тусклыми и холодными? Может быть, это оттого, что на свете нет такого нежного слова, как твое имя?»

У него не было ни компании, ни друзей, ни церкви, ни веры. Его духовная жизнь проходила без малейшего общения с другими

Все становятся тенями, один за другим. И лучше перешагнуть в мир иной смело, на гребне какой-нибудь страсти, чем уныло сохнуть и иссякать годами

Люди останавли­ваются на нее взглянуть и идут дальше, некоторые задерживаются привлеченные, быть может, этим плачем, в котором они слышат как будто эхо собственной своей скорби имевшей некогда голос но теперь безгласной, прислуживающей трудовым будням.

делать... претворяя хлеб обыденной жизни в нечто, имеющее

Через нижнюю бахрому занавесок всю комнату заливал багряно-золотой свет, в котором свечки казались тонкими языками бледного пламени.

Он ощущал, что с судьбой бороться напрасно, таков урок мудрости, бремя которой завещано было ему веками.

Итак, именно это – вечное отлучение от величайшего блага, от Бога, чувство тоски от этого отлучения, твердое знание того, что отлучение вечно и никакое изменение невозможно, – именно это и есть величайшая мука, какую способна перенести сотворенная душа: poena damni, мука утраты.

Небо покрыли серые облака. На развилке трех дорог у заболоченной полосы берега валяется большая собака. Время от времени она задирает морду и издает долгий печальный вой. Люди останавливаются на нее взглянуть и идут дальше, некоторые задерживаются привлеченные, быть может, этим плачем, в котором они слышат как будто эхо собственной своей скорби имевшей некогда голос но теперь безгласной, прислуживающей трудовым будням.

Et ignotas аnimum dimittit in artes. – Эпиграф взят из части «Метаморфоз», излагающей миф о Дедале (VIII, 152–235).