Левиафан

Ага. Циничный, и равнодушный, и к тому же во мне нет ни капли человеческого сострадания. В своё оправдание могу лишь заметить, что я оказался прав.

Возможно, — задумчиво сказал Хагбард, — все наши проблемы возникают из-за того, что перед лицом кризиса мы действуем, а нефилософствуем. Джо прав. Мне надо поразмыслить обо всем этом пару часов. Или лет.

— Он вздохнул. — Наверное, мне придётся начать с самого начала. Мы никогда не стремились к власти. Наша задача заключалась в том, чтобы рассредоточить власть и сделать людей свободными. В действительности это означает следующее: мы хотели помочь им понять, что они свободны. Все свободны. Раб свободен. Самое страшное оружие — не чума из Лас-Вегаса и не новая ядерная супербомба. Самое страшное оружие существовало всегда. Им владеют все: каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребёнок. Это оружие — способность сказать нет и взять на себя ответственность за последствия. «Страх — это поражение». «Страх смерти — начало рабства». «У тебя нет иного права, кроме права творить свою волю». Гусь в любой момент может разбить бутылку. Чтобы это доказать, Сократ принял цикуту, а Иисус отправился на крест. О том же свидетельствует вся история, рассказывают все мифы, и этому же посвящена вся поэзия. Это у всех на виду, это — всеобщее достояние.